Амплитуды настроенья
Велики, но что в них проку,
Если точка преломленья –
Ложка сахара без горки,
Если высшая отметка –
Ложка кислого варенья.
Завернув табак в газетку,
Выпью выбор поколенья.
Если реки, что с любовью
Дарят воды океану,
И деревья, что листвою
Укрывают почвы раны,
Нам помогут до рассвета
Выйти в море и укрыться
От губительного света
Дырок города-корытца,
Мы откроем новый остров
Колбасы и откровенья,
Мы починим ветхий мостик
Через реку вдохновенья.
Здесь останемся надолго
Ждать гостей и печь печенье...
Велики, но что в них толку,
Амплитуды настроенья.

 

Воздух пахнет зимней спячкой,
Я лечу свои болячки,
Время трачу,
Дома прячусь,
Чай горячий
Пью, плююсь, хочу на дачу.

    Сначала он любил поезд, тот укачивал его и настукивал погремушками колес. Потом он стал старше. В ожидании у переезда он его ненавидел. Прятался в своей машине и не отвечал на приветственные гудки.
    Теперь он снова любит его, но уже по-взрослому, серьезно, как Каренина.
     


    - Чего ты алчешь, человече?
    - Сущий пустяк.
    Выйти к берегу океана-моря, сложить костерок и сжечь зацелованные бездорожьем сапоги, чтобы никто не посмел коснуться солено-жидкой плоти моей мечты.
    Или в звенящий морозом февральский вечер испить кружечку Солнца, сидя перед открытой спиралью латаного-перелатаного пожароопасного радиатора.
    Да, неплохо бы позвонить в каждую дверь самого большого-пребольшого в мире дома и убежать.
    А еще было бы здорово добраться до северного полюса, до самого до темечка планеты и сойти с ума от мысли, что куда ни кинь – всюду клин: одна теперь дорога – на Юг.
    И вот расщепить бы таки пополам ту самую страничку в той самой книжке – ну ты помнишь – и узнать самые сокровенные тайны Вселенной.
    Разве много я хочу?
     

Когда народ идет вперед
И песню бравую поет,
А в синем небе самолет
В народ листовками плюет,
И репродуктор глотку рвет:
"Чего сидишь, разинув рот?
Нас в рай позвали, идиот!"
Я жду ее... А вдруг придет...

    Ну что я за человек! Чтобы бы я ни сказал вам, обязательно кажется глупостью. Даже если я скажу, что цианистый калий вреден для вашего организма, столь юного и столь прекрасного, вы рассмеетесь мне в лицо и обязательно попробуете. Жаль; я так надеялся на взаимность.
  

На языке танцует цвет,
На окнах толстой коркой лед
Рассыпал на пол талый свет.
А я хочу наоборот.
  
Ты заходи – я угощу
Водой небес с оконной рамы;
Сейчас стакан прополощу
И остограммим наши раны.
      
Над головой нудят басы
И шерстяные ноги мерзнут,
Вновь заведенные часы
Стоят. Я снова вижу звезды.
  
А завтра, может не с утра,
Попозже, может быть, к обеду,
Я встану с нужного бедра,
И в гости кто-нибудь приедет.

Кто-то большой и добрый
Ломает на небе хлеб
Черствый и сдобный.

Как можно дарить свое сердце,
Не зная к нему дороги?     
Садясь в колчеколые дроги,
Ты знал о судьбе иноверца.

И мчали тебя иноходцы,
Иноки бездорожья,
Из каменного колодца,
В Лунное Запорожье

Сквозь радужные перегоны
И облачные равнины.
Муллы, попы, раввины,
Шаманы в цветных балахонах

Встречались тебе в дороге. 
Да ты бы и рад подбросить,
Но в колчеколые дроги –    
Разве, что сам попросишь.

И ты грохотал себе мимо,
Надеясь на радио пульса.
С поправкой на минусы-плюсы, 
Ты стал уже непобедимым.
          
Ты сделался неизбежным
И в стельку неуловимым,
До чертиков безмятежным,
И снова навек любимым.

Если в улыбке больше зубов,
Чем радости,
То не улыбка это – оскал.

Если мы до сих пор живы,
Значит каждый из нас – избранный,
Значит в наших луженых жилах
Кровь – кровава, а жизнь – жизненна.

Как приятно, окунувшись в деготь,
Оказаться ложкой меда.
Как приятно быть нелепым,
Слепком,
Кляксой,
Неопрятным, но понятным,
Пряной патоки потоком.
Не калечить, скалясь кляпом,
Плечи нежные – беречь,
Течь, сливаясь с чьей-то речью.
Я в твоей крови,
Я – радость, что в твоих глазах искрится.

Я наблюдаю остывающее Солнце.
Я поглощаю бессловесный кислород.
Рождая брани хриплые уродцы,
Я чувствую себя плевком в колодце.
Молчу бессовестно, раскрывши рот.

Однажды на краю дороги,
В начале долгого пути
Не поддержали меня ноги
В моем желании идти.

И я, работая руками,
Держу меж пяток балансир,
Ступаю твердыми шагами,
И вверх тормашками весь мир.

Хоть был я в ссоре с ходунами,
Работал центр мозговой:
Плевать на небо под ногами,
Когда асфальт над головой.

Гость, что приехал ко мне на чай, –
Жирная муха в моем стакане.
Крик утопающей: "Не скучай!
Мне бы твои заботы и... буль..."

Одолев притяженье дивана,
Я наскреб табаку из карманов.
Пнув долой ненавистные тапочки,
Жду звонка в полусне тошнотворном
На полу, у ног телефона...
Мне приснилось, что мертвые бабочки
Не простят нам жестокость влюбленных.

Слышу ли я слово?
Вижу ли я небо?
Слово ли мне ново?
В кровь кислород-имя.
Чьи голоса помню?
Волен ли я остынуть?
Гриппом ли я болен?
Воздухом ли дышу я?
Пахнет ли звон колоколен?

Эти глаза мне знакомы,
Я их уже видел.
Только прости, не помню.

Я не лирический герой,
Хотя, бывает, возомню себя порой
То принцем заколдованным,
Когда читаю сказки,
То рыцарем, когда консервы открываю.
Но мне куда приятнее,
Признаться,
Быть с улыбкой, нарисованной
От уха и до уха.
Фантазия – мне дар небес.
И я – и нищий, и король...
Всего не перечесть,
И это делает мне честь.